Зарегистрироваться

«Нас интересует не форма головы, а то, что внутри»

Категория: педагогика | Источник: http://schools.mn.ru

 

О том, как в школе культивируется пуританский кодекс труда и почему нельзя вернуться в Россию, отучившись на Западе, - Сергей Менделевич, директор школы №57

 

 

– Считается, что в школе №57 детей учат не по специальному профилю, а воспитывают интеллектуалов, прежде всего. Что это значит?

 

Да, мы воспитываем детей, ориентированных на интеллектуальную деятельность. Человек может зарабатывать себе кусок хлеба руками, иными частями тела. Мы предпочитаем и умеем работать с теми, кто в дальнейшем хочет себе зарабатывать на жизнь головой. Причем, не путем выучивания определенных правил, а творческим путем.

 

– Означает ли это, что в вашей школе учатся непременно талантливые и одаренные дети?

 

– Нет, это значит, что их процент здесь несколько выше. У меня нет способа отличить талантливого ребенка от одаренного. Так же как нет способа отличить талантливого и одаренного ребенка от высокомотивированного. Психологи утверждают, что они нащупали такие способы. Я – не психолог, я – биолог, и я такого способа не знаю. Поэтому мы исходим из того, что единственный способ понять, наш ребенок или не наш, это поработать с ним.

 

Поэтому, ни в какой класс у нас нет набора открытого и нет набора по тестам. Для нас важно то, как ребенок развивается. Поэтому, чтобы попасть к нам в первый класс, ребенку надо семь месяцев проучиться в «приготовишке» – группах развивающего обучения. Там оценивается не уровень, которого он достиг, а рассматривается динамика ребенка от незнания к знанию, от неумения к умению. Оцениваются степень его интереса к процессу обучения, познания, его коммуникативные навыки, его умение работать в группе, умение работать одному. Вот эти параметры в целом складываются в картинку человека, который может заниматься интеллектуальной деятельностью достаточно успешно.

 

– Оцениваются ли такие параметры, как характер ребенка, его порядочность, доброта?

 

– Все мной названное, в широком смысле, является элементом того, о чем вы спрашиваете.

 

А если на чаше весов с одной стороны одаренность ребенка, а с другой – скверный характер. Как быть в этой ситуации? Возьмете себе такого ученика?

 

– Если ребенок не обладает коммуникативными навыками, которые нужны чтобы работать в классе, двигаться и развиваться, то с таким ребенком мы работать, скорее всего, не будем. Другое дело, если ребёнок не коммуникабелен в силу обстоятельств, но работая в группе начинает меняться. Таким образом, меня не интересует статистическая картина, меня интересует динамика в развитии ребенка.

 

Кого вы воспитываете интеллигенцию или элиту? И есть ли для вас различия в этих понятиях?

 

– Мы не воспитываем ни тех, ни других. Главную воспитательную задачу своей деятельности мы видим все-таки в формировании того, что в шутку у нас принято называть пуританским кодексом труда. Есть притча о Марфе и Марии, но, если не углубляться в богословие, то, когда полсемьи в церкви, а полсемьи в лавке осталось, то и те, и другие правы.

 

«Христос в доме Марфы и Марии»

Странствуя по Иудее, Иисус с учениками пришел в Вифанию, где жили его друзья: Марфа, Мария и брат их Лазарь. Когда Он пришел в их дом, то сел и начал учить. Мария села у ног Иисуса и стала слушать Его божественные наставления. Марфа в это время заботилась об угощении. Она обиделась, что сестра ей не помогает, и упрекнула Иисуса:

—    Господи, разве Ты не видишь, что сестра одну меня оставила готовить? Скажи ей, чтобы она помогла мне!

Но Иисус ответил ей:

—    Марфа, Марфа, ты хлопочешь о многом и суетишься, а одно только нужно. Мария же избрала самое главное — слово о спасении, и этого у нее никто не отнимет!

Так Господь Иисус Христос вразумляет нас, что забота о спасении души важнее всех других попечений.

 

И вообще пуритане считают, что Господу служить надо, прежде всего трудом. И эта черта, наличие пуританского кодекса труда, свойственна, как части интеллигенции, так и части элиты. Вот для тех и для других мы работаем.

 

– Но для интеллигенции свойствен еще ряд других ценностей, например порядочность. А для элиты, по крайней мере нынешней, не всегда.

 

– Определите, что это, тогда мы с вами можем об этом говорить.

 

– Мы можем пойти по академическому пути и посмотреть это слово в словаре, а можем в дискуссионном режиме. Порядочность – это система взаимоотношений с окружающими. Когда ты исходишь не только из собственных, а в том числе из интересов других людей.

 

– В моем представлении, нравственность и порядочность устроены очень просто. Вот ты к 18 годам поставил для себя рамки, что можно, а что нельзя по отношению к окружающим, а дальше к 60 ты можешь их сужать сколь угодно. А расширять – нет. Если вы спрашиваете, пытаемся ли мы добиться того, чтобы дети для себя эти рамки выставили, нет. Добиться – нет. Объяснить – да.

 

– На ваш взгляд, нужны эти рамки? Ведь некоторые в 20 лет перечеркивают эти рамки и дальше развиваются вполне цинично. И довольно успешно развиваются. И нет никаких проблем. Это потом, если не повезло и они оказались в местах не столь отдаленных, они превращаются в узников тишины. Извините за намек на конкретный пример.

 

– Неоднозначный будет ответ. Считаю ли я своей неудачей, если мой выпускник, окончивший с красным дипломом мехмат, становится крупным банкиром? Нет, не считаю.

 

– Но банкир может...

 

–Извините, «а может» - вот с этим я не согласен. Не переступить через то, что мы с вами назвали бы рамками порядочности, нельзя. Всегда на дороге есть несколько рубежей, которые перепрыгиваются большими деньгами, связями. Их надо было перейти, чтобы прийти к состоянию нынешнего крупного банкира. Значит ли это, что он, с моей точки зрения, безнравственный человек? Нет, не значит. Я не знаю, какие рамки он себе установил в те самые 18 лет, когда в школьных стенах мы с ним расстались. И, если он допускал тогда для себя эти действия, значит, он остается для меня человеком нравственным. Но, если тогда не допускал, а потом обстоятельства заставили, и он пошел на те, или иные шаги, он безнравственный человек. Я безнравственный человек. Я в 18 лет гораздо уже видел те рамки, в которых могу жить.

 

– Вы лукавите. Очень удобно объявить себя безнравственным человеком, при этом оставаться очень нравственным.

 

– Нисколько. Вы затронули тему порядочности. Затрагивать эту тему можно, если у вас есть некоторое внутреннее ясное, вербализованное представление о том, что вы имеете в виду. Когда вы говорите о взаимоотношениях с окружающими, вы не договариваете, вы не называете границу возможностей. Если граница – убийство, то да. Это одно. Если граница – наступить на ногу в метро, то это другое. Поэтому я не стал бы развивать эту тему. Мы дойдем до абсурда.

 

Никто не знает ни вы, ни я, что это такое. Воспитываем мы это или нет? Нет, не воспитываем. Сообщаем мы детям свою позицию в очень многих внутренних ситуациях, общественных ситуациях, исторических ситуациях? Ни один из нас никогда ни при советской власти, а мне пришлось здесь при ней чуть-чуть поработать, ни после советской власти, никто из нас своей позиции от ребят не скрывал. С этой точки зрения, те дети, которые на нас хотят быть похожими, заражаются нашим отношением к жизни. Те, которым наш образ не представляется светлым, те не принимают эту позицию. В человеке нельзя извне воспитать нравственность, так как в нее входят разные нравственные модели. Общество сейчас дает широчайший спектр моделей, которые можно принимать. В частности, это касается интеллигенции и элиты.

 

– Мы недавно брали интервью у Явлинского, и он, безусловно, очень умный человек, искренне убежден в том, что понятие интеллигенции осталось в прошлом, что эта категория людей вытеснена, рассеяна, в общем, ее сейчас нет. Молодое поколение, которое готовится заполнить собой сферу экономики, бизнеса и политики, оно совершенно безнравственно и, помимо прочего, отягощено не самыми лучшими советскими ценностями. И все, что в стране происходит, связано с качеством общества. Вы согласны с такой позицией?

 

– В том, что вы сказали, слишком много перемешано. Качество общества, интеллигенция, которая была или не была, никто толком не знает. Интеллигенция – русское понятие. То ли мы себе его придумали, то ли, действительно, породили, а потом уничтожили. То ли интеллигенция эволюционирует. При советской власти была техническая интеллигенция. Такой замечательный термин, гениальный, совершенно. Всех инженерно-технических работников относили к технической интеллигенции по месту и должности работы. С Григорием Алексеевичем не буду спорить, он гораздо лучше меня понимает общественные процессы.

 

Я бы только апокалиптическое видение гибели русской интеллигенции не ставил бы в один ряд с явлением, теперь уже традиционной, передачи власти. По окончании одного срока другому. Это разные явления.

 

У вас учатся очень разные дети. Наравне с детьми банкиров у вас есть дети из простых семей. И вы не считаете, что это проблема. Вы считаете, что так и должно быть. В чем ваша логика?

 

– Как я уже говорил, мы здесь занимаемся той частью социума, для которой инструментом является голова. Как эта голова причесана, помыта и приглажена: французскими духами или шипром, нас, честно говоря, не интересует. Интересует то, что там внутри. Когда человек состоится, а состоится он тогда, когда у него будет возможность реализовать свой интеллектуальный потенциал. Вот это меня интересует. Если мы будем считать, что в этой касте такие есть, а в этой нет, то мы перечеркнем главный принцип: нас интересует не форма головы, не цвет кожи и не запах от нее, а то, что внутри, – способность совершать те или иные интеллектуальные операции.

 

Но у этих детей совершенно разные ценности.

 

– И что?

 

И эти ценности могут входить в конфликт. Привести этих детей к одному знаменателю очень сложно.

 

– Да и не нужно!

 

Я читала, как вы рассказывали о мальчике, у которого мама уборщица, пьющая, а он приезжает в вашу школу...

 

– Да, этот мальчик уже вырос. Доктор наук в свои 35 лет

 

– А что скажете про детей известных людей. Я знаю, например, что у вас учится сын помощника президента Аркадия Дворковича?

 

– Вот если бы вы другую фамилию назвали, я бы не был так уверен, а здесь мне очень легко отвечать. Он у нас учился в приготовишке, все рейтинги проходил, а на выходе он был из 340 учеников шестым. И не потому, что им кто-то занимался. Если говорить откровенно, то поначалу я переживал. Понимал, что на этом уровне, давайте называть вещи своими именами, я не смогу отказать и мне придется взять мальчика. И, не без волнения, я спрашивал у тех, кто ведет эту группу: «Ну как?». А мне в ответ: «Слушай, да он в группе лучший». (Смеется.) Отлегло, слава богу.

 

А вы ошибаетесь в детях? Были такие случаи в вашей жизни?

 

– Бывали. Многократно. Каждый год бывают ошибки. Вы хотите спросить: «И что же?», ну, и я в ответ: «И что же! Не принимать решения?». Когда у тебя в первом классе 90 мест и есть полторы тысячи желающих, из которых 350 прошли приготовишку у тебя же, то ты или принимаешь решение, или ты боишься это делать.

 

– Мы прошли по школе и обнаружили удивительную вещь: у вас учатся совершенно обыкновенные дети, которые кричат, бегают, толкаются.

 

– Еще на партах рисуют. Без этого же невозможно. И курят. Вопрос курения – это серьезный вопрос. Я не зря иронизирую по поводу закона «О борьбе с табакокурением». Любая нелицемерная позиция лучше лицемерной. Я не имею возможности ни как родитель, ни как директор, ни как учитель, запретить курить, так же, как и никто не может запретить мне. Следовательно, должны быть установлены рамки. Любой ребенок 10-11-го класса, принесший от родителей на мое имя заявление с просьбой выпускать его на третьей перемене на предмет перекура, будет выпущен. Список курящих есть у охранника. Вы думаете, нет таких?

 

– Думаю, нет.

 

– Полно. Родители пишут, причем это не липовые бумаги. Я своим старшим мальчикам сам писал такие заявления на свое имя и отдавал охраннику. Поэтому у меня не курят в сортире. И поэтому, если в этой компании «на трубах», которая «вышла покурить», кто-то обнаруживает семиклассника, то его оттуда погаными тряпками погонят сами курильщики. Это их привилегия, и им запретят, когда там будут младшие.

 

– Да вы тут по понятиям живете.

 

– По понятиям, конечно. Правило или есть, или его нет. Девушка немножко беременная не бывает. Или девушка, или беременная. С любым делом, если вы пытаетесь, что-то вербализовать, и то, что вербализовали реализовывать, то, прежде всего, надо понять, вы можете это вслух произнести. Вы будете настаивать на этом? Нет? Тогда не надо начинать.

 

– А как с матом обстоят дела?

 

– Правил у нас в школе на этот счет нет. Как человек, три сезона проведший на сейнерах в Баренцевом море ненормативной лексикой я владею в совершенстве. На моей памяти, за 42 года работы в школе, вообще, и 25 лет директорства, в общении с детьми были случаи, когда я пользовался ненормативной лексикой дважды, сорвавшись, по молодости.

 

– Какие случаи? Что они сделали?

 

– Были такие случаи. Мне было тогда 30 с небольшим. Сорвался, потому что, просто, поведение ученика было несовместимо, с моей точки зрения, с наличием этого типа гениталий. Ничего хорошего в этом нет. Долго потом я, по собственной инициативе извинялся перед учеником. Это абсолютно недопустимо. В разговоре с коллегами могу пользоваться матерной лексикой, с междометиями, вполне уверенно, когда разговариваю с особями своего пола и не ругаюсь, в шутливой беседе, не считаю запретным для себя воспользоваться. Никогда не пользуюсь в состоянии остервенения, в которое иногда впадаю. Если слышу мат от детей младших классов, то никак не реагирую, потому что до конца 7-го класса дети осваивают обсценную лексику, не понимают правил пользования ею, пользуются криво, неумело. Было бы смешно, если бы я этому их учил. Просто пропускаешь мимо ушей, иногда удивленно посмотришь, человек заливается краской. Что касается старших, тут разные ситуации бывают. Как в любом деле. Но использование ненормативной лексики не может быть поводом для отчисления, например. Поводом для выговора, может быть. Когда человек стоит в буфете и позволяет себе отпускать в чей-то адрес нецензурную брань, не обязательно в адрес буфетчицы, в адрес того, кто перед ним стоит или влез перед ним, то это может быть поводом для приказа. А может быть, с кем-то поводом для беседы, а может быть, с кем-то поводом для обучения. Есть разные темы, но надо найти обстановку для их использования. Я не буду никогда делать вид, что я не знаю таких слов и никогда их не допускаю. На рыбалке такое бывает запулишь.

 

– 57-я школа – это такое комьюнити, где состав школы был сформирован произвольно, на протяжении нескольких поколений... На что способно ваше комьюнити? Вы же объединены между собой, у вас хорошо отлаженные связи, вы не теряете друг друга. На что вы способны вместе?

 

– Мы стараемся тяжелые проблемы решать все вместе. Вот когда у нас отбирали здание... Было, что у меня тут сидел человек, брезгливо щелкал затвором и говорил: «Ну что ты упираешься?».

 

– Это в 90-е?

 

– Это был конец 90-х. Меня в течение двух лет четыре раза снимали с должности, школу три раза закрывали. И вот это самое комьюнити, оно и вытягивало нас. Мы и медаль давали за спасение школы, когда ремонтировались. Полтора года школа была открыта, потому что Любовь Петровна Кезина писала тогда на моем письме: «Открыть под личную ответственность директора». Вот так мы и продержались открытыми «под личную ответственность директора». Выпускники играют огромную роль, прежде всего, потому что весь процесс преподавания на них основан. Что такое маткласс? Это 20-25 школьников, это 5-8 студентов, за каждым из которых часть этих школьников закреплена. Студенты эти – наши выпускники, которые учатся на 1-2 курсе, а, будучи в 11-м классе, они вели вечернюю гуманитарную и математическую школы для этих учеников. Это пара аспирантов, которые студентами провели уже цикл занятий, а теперь они руководят командой, ну, и вот учитель. Это ведь главное, что дают студенты и вообще комьюнити. Когда случается какой-то кризис, я звоню, тому, другому, третьему. Всегда есть выпускники, с которыми можно поговорить о том, что происходит. Ну, и разрешается кризис. А, когда вы спрашиваете, способны ли мы на большее, не знаю. Что почту и телеграфы брать? Если понадобится, возьмем, конечно, в течение суток, но зачем? Однажды, это уже пробовали, ничего хорошего из этого не вышло.

 

А вы не задумывались над тем, чтобы еще пару школ открыть , некую свою модель транслировать. Ведь большая нехватка хороших школ.

 

– Это серьезная проблема. Меня к этому всячески толкают, но было бы мне на 10 лет поменьше, наверное, сделал бы, а на 64-м году как-то тяжеловато.

 

– Вы сами вовлечены во все процессы? Если говорить о вашем типе директора, вы гуру-наставник или авторитарный менеджер? Мне кажется, вы авторитарный менеджер.

 

– Скорее, да. Хотя авторитарный менеджер – это Борис Михайлович Давидович. А я на самом деле министр иностранных дел.

 

– Если к вам прийти с просьбой в день рождения вашей дочери, не откажете?

 

– Вы знаете, откажу, наверное. Прийти трудно в день рождения моей дочери, поскольку он 9 сентября, и я в этот день стараюсь здесь не появляться.

 

– Скажите, пожалуйста, а со своими детьми вы себя ведете так же, как с учениками?

 

– Абсолютно.

 

– Они в этой школе учились или учатся?

 

– И учились, и учатся. У меня их много. У нас с женой на двоих – пятеро. Младшая дочка у нас общая. Да все учились здесь. Не все оканчивали, но учились все. Одного я выгнал отсюда из десятого класса, перестал учиться и в ноябре мы расстались.

 

– Последние десять лет у вас особый статус среди московских школ, много школ сильных, много известных, но 57-я, такая сильная, как ваша, одна. Как живется с таким имиджем, с такой репутацией?

 

– Много славных, но немного избранных. Тяжело живется. Почему я и не очень рвался беседовать с вами? Не потому что я не хотел, чтобы мои мысли кому-то стали известны. Пусть себе будут, хуже от этого не станет. Но это наверняка прибавит работы на отказы. У меня 2/3 рабочего времени уходит на отказы.

 

Что вы будете делать после того, как перестанете быть директором?

 

– Надо понимать, что я не одной школой живу. Я совладелец компании, которая занимается промышленной электроникой. Сейчас я только со своих виртуальных акций доход получаю, а потом может и там поработаю еще. Буду тупым менеджментом заниматься. А, может, другой путь изберу. Может, пересяду в другое кресло, мы сейчас создаем попечительский совет. Если в разуме буду, то посижу председателем попечительского совета, тоже неплохое дело.

 

Как вы относитесь к идее отправлять наших российских специалистов, в основном бакалавров, учиться в магистратуре в зарубежных университетах за счет государства?

 

– На протяжении последних 20 лет, а может, и больше, когда ко мне приходят выпускники и спрашивают, что делать: продолжать учебу здесь или ехать туда, то я отвечаю, что первые три курса, с моей точки зрения, лучше окончить здесь. Во-первых, потому что общее образование у нас хорошее, лучше, чем на Западе, в приличных вузах.

 

Во-вторых, получив это общее образование на Западе, здесь уже работать нельзя. Эта культурологическая и общеобразовательная среда изначально труднее и вернешься сюда не специалистом, а иностранцем.

 

А вот после трех курсов желательно поехать учиться на Запад, потому что профессии у нас перестали учить. На Западе, наоборот, умеют учить профессии, но категорически до сих пор не умеют давать общего образования, кроме пятерки, скорее, тройки американских университетов, которые такую устраивают потогонию со студентами, осмысленную потогонию, в отличие от большинства других, которые им подражают. Что касается обучения за государственный счет, то я вот, что думаю: когда я сам плачу за свое образование за рубежом, то я знаю, зачем я вложил эти деньги и знаю, что я хочу с этого получить. Человек, которому барин дал денег, чтобы он вместо него поучился, ну, поучится. Решит, либо я барином буду, либо, что мне назад навоз таскать ехать. И в том, и в другом случае непонятно, зачем на него деньги налогоплательщика потрачены.

 

Я не хочу сказать, что идея плохая. Идея хорошая, но до конца ли она продумана? К тому же при наличии Сколково я вообще не понимаю, зачем на Запад на учебу направлять за казенный счет.

 

– Когда вы бросите курить?

 

– Я полагаю, в крематории. Там мне последний раз дадут прикурить и брошу.

 

АННА НИКОЛАЕВА