Русская идея

Русская идея — понятие, введенное Вл. Соловьёвым в 1888 году. Содержание понятия «Р. и.» представляет собой философско-религиозно-политический синтез, который необходим в качестве базиса для решения проблемы определения «смысла существования России во всемирной истории».

Для Соловьёва были неприемлемы социально-религиозные, национально-политические    идеи русского мессианизма славянофилов, «представителей России прошлого»; сторонников «официозной России настоящего» и «нигилистов», выдвигающих проекты беспочвенного будущего России. Он выдвинул идею религиозно-творческого, культурно-политического лидерства России в истории.

Понятие «Р. и.», считал Соловьёв, должно быть освобождено от христианско-национального партикуляризма. Р. и. — это противопоставление « христианства социального» в широком смысле — христианству политизированному. «Истинное» христианство для Соловьёва есть синтез всех религий. Если для христианина «роковой необходимостью» является быть «существом моральным», то и для любого народа «истинной национальной идеей» становится выполнение «органической функции» в общей жизни человечества. «Смысл существования наций не лежит в них самих, но в человечестве». Соловьёв сжимает всю социально-политическую проблематику национальной жизни до «социального организма как морального существа», смысл существования которого подчинен сверхличному человечеству как «живому телу Христа». Решение национального вопроса неотделимо от философско-религиозной концепции Соловьёва. Путь к человечеству требует соответствующей организации самой Церкви, которая должна быть кафолической, вселенской. Критикуя обособленность христианских конфессий, Соловьёв выделяет три принципа вселенской Церкви: традиция (предание), авторитет, свобода. Принцип традиции типичен для Православной Церкви, авторитета или власти — для Римско-католической, свободы — для Протестантской. Все Церкви являются отклонением от полноты христианства, и только вселенская Церковь во главе с Первосвященником может объединить эти принципы воедино, а все человечество — в единый всеобщий богочеловеческий организм. Человеческий элемент в этом единстве находит свое коллективное выражение в форме христианского государства.

Упрекая русскую Церковь в забвении своего общественного призвания, Соловьёв продолжает верить в универсальное предназначение русского царя. Проповедуя союз Верховного Первосвященника со светской властью, Соловьёв считает, что так появится вселенская «третья и последняя империя» — после Константина и Карла Великого. В теократическом синтезе важнейшим элементом являются «пророки, которые творят свободно и вдохновенно социально важное, прогрессивное». Преображение мира, приближающегося к «свободной теократии», является и целью и средством. Главным в богословско-философском синтезе Соловьёва становится творчество, «цельная эстетика» как «настоящее орудие Грядущего Бога». Из религиозного философа, взявшегося наметить контуры будущего «интернационального общества как идеала совершенного единства, вселенского братства», Соловьёв превращается в эстетика-художника, вдохновенного поэта, вводящего все существующее в «формы красоты» идеального универсального общества, тождественного Царству Божию — цели истории, достижимой лишь за временными рамками истории. Своеобразие Русской Национальной Идеи Соловьёва состоит в том, что она у него перерастает этнические, «племенные», национальные рамки и, в конечном счете, становится сверхнациональной идеей «всечеловечества».

В дальнейшем Р. и. выходит за рамки религиозно- эстетического синтеза, заданного Соловьёвым. В работах Е. Трубецкого, Вяч. Иванова, В. Розанова, Л. Карсавина, И. Ильина, Н. Бердяева Р. и. становится религиозно-философским символом христианского универсализма и русской духовности, «внятной» всем векам и всем народам.

Наконец, понятие «Р. и.» все чаще используется для обозначения вполне определенных, исторически конкретных культурных, политических, экономических, эстетических, нравственных тенденций в развитии и функционировании национальной культуры. Реально они проявляют себя как назревшие проблемы социальной жизни, как «болевые» точки соприкосновения общества и государства, нравственности и права, личности и общества, национального и общечеловеческого. В этом смысле Р. и. как философема национальной жизни не сводится ни к религиозно-эсхатологическому аспекту, ни к мессианскому призванию России, ни к специфике национального характера. Р. и. — это попытка дать окончательный ответ на чисто русские, идущие из глубины веков вопросы «кто виноват?» и «что делать?» в проектах будущей, более органичной человеку повседневности, в государственно-политической, социально-правовой, экономической, культурно-эстетической и религиозной сферах жизни. Те или иные аспекты Р. и., корни которой лежат в XIX в., проявляются в реальных социальных реформах, политологических конструкциях, перестройке государственных структур современной российской действительности. На этом пути Р. и. окончательно утрачивает свое философское содержание. Размываясь в потоке сегодняшних проблем общества, она становится мифологемой, субъективно призванной компенсировать постоянные катаклизмы национальной жизни, зачастую отливаясь при этом в формы антирациональной болезненной исключительности.